она была королем с рождения. по праву крови, по праву силы. в шестнадцать она смотрит сверху-вниз на императора. в восемнадцать она стала десятой эспадой. двадцать пять лет она была пленником, экспериментом. скалила пасть и хрипела. в сорок семь она приходит в лес меносов, чтобы зализать раны - и зализывает раны не себе, а всей своей кровоточащей расе. чтобы никто больше не попал к шинигами, чтобы из стада они стали стаей - зубастой, рычащей, готовой перегрызть глотку каждому капитану. она получает трон - но это ожидаемо. потому что королем она была с рождения.
Это трудно было назвать "Тронным Залом" - отец бы не одобрил, но в этом был весь Король: там, где другие искали у Бараггана одобрения, его старший ребенок просто делал. Отец называл это "волей королей" и позволял - его дозволение, впрочем, его первому наследнику, крови его крови, никогда не требовалось. Император довольно хрипел в усы - потому что его дитя полностью соответствовало его ожиданиям. При всем при том, что никогда не пыталось соответствовать. Она просто делала то, что считала должным, думала то, что считала должным, и говорила тоже то, что считала должным. Отец говорил, что Королям нужен трон, оплот их власти. Оплотом власти Камарильи всегда была собственная сила и собственные убеждения. И ее убеждения говорили "делай то, что должно", а сила давала возможность это подтвердить. В любом случае - Трон был, Зала не было. Потому что Луизенбарн не хотела ограничивать себя стенами, ей принадлежит весь Лес, а не какая-то нора в нем. Во-вторых, смысл в постройках? Но номинально - да, это Тронный Зал. Если так это было удобнее кому-то называть. Ее коридоры - это просто плотная стена деревьев, отсвечивающих ее реяцу - синеватым холодом ее подавляющей силы. Силы, с которой бывший правитель хотел бы совладать, но каждый раз падал. Падал на стены ее коридоров, падал к ее Трону, Ледяной твердыне, гимну ее подавляющей Мощи и Власти. Ее двери метафоричны. Ее потолок - бесконечная пустыня над Лесом. Король правил везде, не ограничивая себя конкретной "ставкой командования". Ее приближенные просто всегда были рядом.
Приближенных было не так много. Был Мануэль - ее "Королева", ее верная Левая Рука, ее Генерал, ее щит, ее Воля, ее Решимость. Была Вистасьон - ее верный Глашатай, ее певчая птичка, ее Голос, потому что свой собственный был хриплым, тихим, был потерян в войне с шинигами, осел на поврежденной глотке похоронным карканьем вороньим. Был Сакариас - ее верные Глаза, ее Мастер над разведчиками и шпионами, смеющийся и вечно улыбающийся до того жутко, что страшно, шуршащий перьями за спиной и подначивающий убить последнего недовольного. Король хрипло посмеивается - "Всему свое время". Все они описывались одним словом - верные, хотя в их случае - вернейшие. И к ним относилась и Правая Рука. Ее верный Палач. Ее меч. Шерриган. Один из редких умных арранкаров - умом, по мнению Короля, дети Лас Ночес блистали редко. Нынешние уж точно. И сейчас Палача что-то волновало. Задача Короля - чтобы верные ему не волновались. Волнения отравляют и наставляют на ложные пути. Нет пути темнее, чем путь с закрытыми глазами.
Лес Меносов черный. В нем темно и уютно для всех, кому режет белый цвет Лас Ночес глаза - Камарилье, по легендам и шушуканиям ее подопечных, резал, иначе почему она так морщится и щурится всякий раз, когда даже слышит о Белом Замке? Черный просто поселился в Короле слишком глубоко. Еще гробы черные. И трупы - особенно обугленные. А еще плащ Короля черный. Это - груз ее ответственности. Все те мертвецы, что опадают крыльями за ее плечами. Плащ колышется на ветру, но Камарилья слышит шепот мертвецов. Они пишут черным по красному. Они завершают. Они выдалбливают, выцарапывают свои имена на обратной стороне обглоданных костей первого из престолонаследников Бараггана Луизенбарна, первого и самого мертвого - и выжимают все то, что в Белом Замке считают светлым, выдавливают все то, что фиктивно очеловеченные монстры определяют как "счастливое". Внутренние демоны - они как дементоры, но существуют. Быть волшебником в нашем жестоком мире сложно - особенно когда ты не волшебник, а обычный засранец с королевской кровью, некрологом и собственным царством, полным монстров. Когда в Лас Ночес бегут от собственных демонов, в Лесу их принимают. Лес честнее и проще - без фарса, без лоска, без желания соответствовать желаниям шинигами, без путешествий к смертным и без фальшивых игрищ в людей. Люди - слабые смертные создания, овцы в загоне. Шинигами - псы пастуха. Арранкары - высшие хищники, волки в овечьих шкурах. Проблема Белого Замка в том, что волки так вошли в роль овечьей шкуры, что растеряли клыки. Лес же окрашен черным. Мертвецами и сброшенными масками.
Вообще-то черный - это отсутствие цвета. Спектр цветов начинается с черного, это не цвет, от него спектр идет к белому - смеси всех цветов. Спектр Короля начинается с красного, скорее кровавого, голодного, зовущего, прекрасного и манящего, идет в черный - а после скатывается по пизде. Вот такая вот теория искусств для бездушных хищников с дырами в теле.
А черный - это не цвет.
Красный отступает, оседает в ранах, в старых шрамах, затвердевает, превращается в уродливую багряную корку, надорвешь - и польется красный, но сейчас его побеждает черный. Внутри все выжжено в совершенно чистый черный. Черный - отсутствие цвета, так что внутри попросту - попусту - ничего нет. Сначала всегда идет красный - с постепенным отмиранием, высыханием. Красная осень сменяется холодной безжизненностью зимы, тропики - пустыней. Камарилья идет к своему экватору, чтобы вновь пересечь, вновь уйти он убивающих песков в успокаивающие льды одного из полюсов. Король в пустыне - жестокий и мрачный, а потому сознательно ограничивающий контакты. Все такое черное, что легкие сжимаются. Теперь в темной - черной - пустоте она не одна, хотя подходить к ней не спешат, ее Правая Рука колеблется, мечется в нерешительности - роскошь, которой у Луизенбарн никогда не было. Какая-то тупая и холодная рациональность в голове говорит, что это невозможно и нежелательно - нершительно что-то делать. У Камы в глазах на ледяной корке сплошной черный - крохотная точка зрачка на сияющем синевой холоде. И кровь в ее венах черная - проклятая, проклинаемая, но такая по-блядски царская. И корка от красного - от прошлого, от ран, от пережитого, от Маюри и Зараки, - тоже черная. Спектр ушел. Спектра нет. Цвета нет.
Черный - это отсутствие цвета.
Король ненавидит сидеть на троне - но периодически это делает. Скребет когтями подлокотники, прикрывает глаза, сканируя местность - все проверяет. Король понимает, что война идет всегда. Что у нее есть воины, лазутчики, исследователи - но все они всегда солдаты. Король всегда на страже, всегда сипло выдыхает - с легким присвистом и хрипом, что дремлющий дракон. И все проверяет. Знает каждого своего подчиненного в лицо и по имени, знает отголосок реяцу каждого. Каждый может подойти к ней с вопросом - но едва ли каждый осмелится. Койот храбрая - Койот не боится спрашивать. До этого же она сидит и сторожит - с закрытыми глазами и готовностью сорваться на дикую охоту. Но Койот храбрая. Можно было бы предположить, что, когда видишь столько чужих страданий и боли, начинаешь проще относиться к собственным трудностям. Не особо. Проблемы каждого подопечного - все еще беспокоят. А натаскали Луизенбарн хорошо. Она уже давно считает проблемы своих людей своими. Реагирует оперативно. И Койот - своя. Ей нужно помочь.
Король хрипло выдыхает и открывает глаза.
- Шерриган, - это и приветствие, и скупая радость, обрубок заботы, Король смотрит своим немигающим взглядом и слабо шевелится в полутьме, слушает, смотрит, анализирует, светит во мраке двумя синими угольками колдовского драконьего пламени в глазах, хрипит на выдохе, - какой именно мой поступок требует пояснения? - и в этом нет высокомерного "мне отчитываться перед каждым?", Король терпелив - и всегда готов ответить и на вопрос, и за решение. Не оправдываться - отвечать. Жизнь забавна, особенно у королей, если искать врага - обретаешь его в любом. Вот этот вот странно взглядом по теням елозит, этот слишком широко скалит пока зубастый рот. Всякое может случиться в любой момент. Безопасность это не все. Лучше жить, чем проживать жизнь. Вот спросить Короля - ей никто не страшен: спокойна и пряма, знает, что делать - и что призывно кричат впереди. И Шерриган - она не враг. Всех врагов Камарилья прижимает к ногтю сразу - и убивает. Ннойтора - не враг. Лишь песчинка в океане крови и слез. Все враги осели черным за спиной - и больше не покажутся. Мертвецы не рассказывают сказки.

Король щурит глаза - да, сын Луизенбарна мертв. Официально. Они не были друг другу представлены - так вышло. Но это было ожидаемо, отцу нужен был наследник после смерти первого, это очевидно. Если Шерриган беспокоит не только ее брат, но и брат ее Короля, значит, он был не таким уж плохим. Даже если отрубал руки. В какой-то степени отрубание рук можно даже понять. Некоторым вот давно пора отрубить болтливую голову. Бестолковый старик Пятый совсем в своей старческой деменции стал плох.
- Я верю в силу своей крови, - она делает паузу и хмурит брови, после слабо качает головой, ей не ведет чувство семейности и забота о младшем брате, ей ведет собственный опыт, - поэтому не признаю его мертвым. Я знаю, что это такое - когда все, кто тебя знал, хоронят тебя заживо. Будь с этим осторожнее, смирение в ненужный момент приводит к трагедиям, - выдох у Короля хриплый, она помнит всю проблематичность жизни, когда тебя считают мертвым, никто не ищет, никто не знает, помощи ждать не приходится, хрипишь, царапаешь собственную клетку и хочешь разорвать тех, кто удерживает тебя от законной свободы, только вот на свободе никто и не ждет, все оплакали и забыли, Камарилья умнее, она не сделает такой ошибки. И если однажды у нее появится новый друг или новый враг, который будет ей братом по крови - она не удивится. Потому что кровь Луизенбарнов сильная. Камарилья вспоминает отца, его широкую спину, помнит, что в какой-то момент он, большой и необъятный, стал ниже ее, помнит, что он начал ею гордиться, что иногда даже довольно кивал. Она помнит его незыблемость и уравновешенность. Его подготовленность. Его силу, в конце концов. Она помнит это все так четко, что ей нет смысла даже представлять себе Ригарда Луизенбарна, чтобы знать одно - он ей одной крови. Значит, он сильный, незыблемый, уравновешенный и подготовленный. Смерть Луизенбарнами - даже не старый друг, это часть их проклятой временем сущности. Они ей помазанники, а не жертвы. Однажды Джируга договорится - и ощутит это на собственной шкуре.
Король теперь уже кивает - да, первый среди Арранкаров Замка вновь Койот, история - штука цикличная.
Лас Ночес - это толпа детей, играющих в людей, им нужны человеческие чувства, нужно принимать ванну, а не очищать себя реяцу, ходить в мир смертных, чтобы найти одежду, возводить здания. Они отвергают саму суть арранкаров, которую понимала Шерриган. Лофт Койот не спешил разорвать мир с шинигами, мир был нарушен по ошибке его подчиненной. Что он, что предыдущий Примера - лицо Лас Ночес. Очеловеченного детского сада. Камарилья не видела в слове "очеловеченный" ни намека на слово "арранкар". Люди - это пища. И жители Белой Крепости воспринимают "ты - то, что ты ешь" слишком буквально. Шерр была замечательным арранкаром, потому Король правда не хотела, чтобы она стала частью этой вакханалии. Потому что они не поймут ее. Они будут швыряться обвинениями, считая, что пожирание их союзников - это грех, но убивать солдат леса - это же так справедливо, верно? Камарилья бы сказала, что грех. Грех - отдавать своих соратников шинигами на радость - а потом щелкать клювом. Грех - это предавать своих и жить в вечных интригах, вспоминая о своей фракции лишь тогда, когда кто-то из них умирает. Грех - это слепость и ошибочное мнение о своей исключительности. Арранкар - это сгусток реяцу. Если у тебя ее больше, это не значит, что у тебя больше прав. У тебя больше обязанностей, в которые не входит копошение в песочнице и война за влияние, Джиругу однажды погубит его патологическое желание вспомнить опыт Белого Замка в войне за трон, если Луизнебарн могла считаться в Лесу сильнейшей, то она переворотом лишь отобрала ответственность у того, кто с ней не справлялся. А ты, Шерриган, достойна лучшего, чем Замок.
- Потому что забочусь о тебе, - в Белой ночлежке считают, что Лес населяют бессердечные дикари и варвары, но вот он, Король, проявляет к своему Палачу очевидно теплые чувства, очевидно о ней печется, очевидно и прямо об этом говорит, говорит коротко и спокойно, после чего делает очередную паузу и слабо хмурится, после возобновляя свой шепот среди темноты Леса Меносов, - я помню Лас Ночес, помню, что в нем меняются правители, лица и номера, политика, но одно остается всегда. Интриги, - Кама морщит нос и едва не скалит пасть, отец с этим мирился, но вот его старшее дитя не собиралось, пресекая копошение в чужом дерьме сразу - не из-за страха за место, а из-за второстепенности, есть более важные дела, есть более заметные цели, чем бестолковая игра за спиной, если Ннойтора этого вовремя не поймет, то до него это донесут уже не просто очередным его проигрышем, - сейчас там все прыгают на задних лапках перед шинигами и виляют им хвостами. Бегают в мир смертных и уподобляются добыче. Сейчас там ищут одобрения тех, кто вырезает наш род, а начинающаяся война - порождение случайности и отсутствия дисциплины, а не целенаправленного решения, - Камарилья замолкает и встает со своего трона, идет спокойно, размеренно, Погибель Королей тихо бряцает ножнами о ногу, делает это до того ласково и осторожно, что совершенно не привлекает внимание, все в Короле дышит хищным, от тихой поступи до вечной готовности защищать своих собственной пастью - на случай, если ее обезглавят, она непременно вцепится зубами в шею убийцы, ведь у нее наверняка кусается и отрубленная голова, и вот эту вот опасную тварь не боялись, а уважали ее подопечные, она же сама просто наблюдала, делала выводы и закрывала своей грудью каждого, но Койот, кажется, нужно иное, потому что внутренние конфликты - это больно, поэтому Король становится рядом и смотрит на нее сверху-вниз со внимательностью наставника и какой-то отеческой лаской,- но ты веришь в силу своей крови, Шерриган, - драконьи угольки сияют в темноте, словно прожигают насквозь и вытаскивают самое сокровенное, Король кладет ладонь своей Правой Руке на плечо в успокаивающем жесте и продолжает вытаскивать, - или ты боишься, что война с шинигами и за Замок оставит ее лишь в тебе?

Отредактировано Camarilla Louisenbairn (28-07-2018 17:22:44)

Отчего-то все подопечные искренне считали, что противиться воле Короля было нельзя. Нельзя было противиться приказам - это воспитывалось дисциплиной. В остальном же внутри говорило что-то чужое - говорило, что мнение со стороны важно, что они имеют право обращаться к своему Королю и что-то предлагать - отец наверняка от таких заявлений стал бы мрачнее тучи, а он и так никогда не был радостной ромашкой. Оно заговорило только после отдыха у Маюри, отдавало привкусом чего-то живого, отчего хотело вспороть размалеванной твари брюхо. Раньше было лучше - она понимала слова отца не только разумом, но и душой, всем своим пустым нутром. А теперь оно не было пустым, оно было... опустошенным. Оно заставляло думать о других - не о власти, к которой приходишь, а о том, что надо делать, чтобы оправдать свое нахождение на месте, заставляло на позволять всем жить так, как захочется, а выстраивать по собственной мерке, заставляло думать как-то... по-другому. Раньше и правда казалось, что все пустые - это стадо кретинов, только Барраганы, самые опекаемые смертью, понимают эту... не-жизнь. После посиделок за чашечкой кипятка с Маюри по ту сторону стекла стало ясно, что раса пустых - это что-то иное. Не то, о чем говорил отец. Не стадо. Надо было только взглянуть под другим углом.
Еще надо было расцарапать стекло и выгрызть капитану глаза. Просто потому что быть его проектом - такое себе ощущение, о чем Король едва ли кому-то скажет.
- Наши взгляды ближе, чем тебе кажется. Просто слово семья мне, - Король хмурит брови и делает короткую паузу, после едва уловимо поводит плечами, подбирает правильно слова для описания собственных чувств и ощущений, - режет язык. Ровно в такой же степени мне резало когда-то язык слово "клубника" - мне было непонятно, когда мне непонятно, я испытываю дискомфорт, дискомфорт вызывает во мне отрицательные эмоции, отрицательные эмоции выводят наружу защитные механизмы, - Король говорит ровно, тихо - и, что самое странное, действительно сравнивает все человеческие понятия с так называемым "клубничным инцидентом", когда ей на практике решили продемонстрировать названную ягоду, когда щупаешь и пробуешь, начинаешь понимать, кто-то однажды сказал ей, что когда понимаешь, начинаешь любить, это точно был не отец, но утверждение запомнилось и периодически мелькало в мыслях, - и если клубнику мне всучили, то семью нет. Может, это к лучшему. Я не стремлюсь ее построить - и отдаю себя тем, кто просит моей помощи. Будем считать, что весь Лес - мой дом. Темный, холодный и достаточно большой, чтобы тут поместилась вся моя, - на языке упрямое кровь, - семья.
Король слушает внимательно, разглядывает неотрывно. В темноте Леса ее высокая фигура, упакованная во все черное, кажется несколько более тощей и жуткой, выплывающей из редких обрубков света, сливающейся с местностью. Король на фоне своего Леса теряется, затаивается, становится тем, чем является - частью единого организма. На свету менее жутким зрелище не становилось, конечно, но все же. Шерриган же слишком светлая, если так подумать. Особенно внутренне. Там, где у дочери Баррагана Луизенбарна было похороненная в прахе и пыли пустота, у дочери Койота наверняка билось живое сердце. В какой-то степени все подотчетные Королю обретали внутри себя это "что-то", у кого-то это было банальным уважением к силе, у кого-то - согревающей грудную клетку и пустоту верностью. Каждого верного Камарилья уважает, потому что они могут сделать то, чего она не в состоянии. Они могут заполнить свою пустоту чувствами к кому-то другому. Первобытный ли это страх, глубокое ли уважение, но это есть. Внутри Короля все пусто и мертво. Когда-то жило украдкой, конечно, очень тайно и непременно по углам, но давно вымерло, разошлось пеплом погребальных костров в плечах. Камарилья выдыхает - и уважает дочь Койота больше прочих. Шерриган умеет чувствовать и проявлять уникальнейший из видов заботы - любовь. Это трогательно. Слишком человечно, слишком странно и непривычно, но это все равно заслуживало уважения. Просто у Камы на это, видимо, не было права. Потому что подобное отвлекает и смягчает. А Король не может быть мягким. Он должен одной рукой держать щит, на котором его похоронят, а второй помогать своим людям. Какая уж тут мягкость.
- Не смогла убить - значит, это слишком важная для тебя часть личности. Значит, где-то внутри ты понимаешь, что Замок - не "приторно белый", а столь же комфортный, сколь Лес, - говорит Камарилья ровно, спокойно, шепчет привычно, слегка хрипит, это не сомнение в верности, это банальное понимание управленцем хотя бы одной стороны, что они, по сути, что в Лесу, что вне него, не особо отличаются, просто есть определенные традиции, которые в свое время себя оправдают, редко травоядное найдет консенсус с хищником, хотя во время засухи, говорят, в саванне у водопоя они ведут себя мирно, а если учитывать все происходящее, засуха близка, - места вторичны. Духовная сила везде найдет путь. Все мы выходим из реяцу, в нее же возвращаемся, - смерть - это не точка, это смена парадигм, а в Уэко Мундо смерть была скорее началом. Для некоторых. Поэтому собственное существование Камарилью всегда напрягало - если это последствия эволюции, то они странные, но изначально Пустые появляются не так, они умирают в мире живых и выходят на новый круг после смерти. Отец хрипел ей однажды мрачное "прах к праху", они смотрели на пустыню, ей было пусто и мёртво, потому что ее друг пропал. Внутри собственной пустыни где-то на границе решимости и верности традициям начался сезон дождей, дороги размыло, в воздух поднялся пар. В этом были все Койоты. Уходили туда, где считали себя нужными, делали то, что взбредало в их свободолюбивые головы, кажется, никто из них в уравновешенную и спокойную Третью характером решил не идти. Вот и Шерриган - вроде бы спокойная и умная девочка, честная, сообразительная, а все туда же. Был уже один такой. Вернее, двое, но такие похожие, что можно считать за одного. Тоже спокойные и умные, один пропал раньше, так рано, что это застала даже Кама, другой сильно позже, но факт оставался фактом - оба однажды просто испарились. Шерриган хотя бы не уходила в пустоту.
В пустыне опять сезон дождей.
- Ты умная, Шерриган, значит, не рубишь с плеча, решение обдумала, поэтому можешь предугадать реакцию жителей замка на свое появление. Я не буду тебя останавливать, потому что уважаю твое решение и твои мотивы, - Король едва заметно улыбается, до того едва, что разве что неуловимо подрагивает кончиками губ, действие для нее необычайно откровенное и дружелюбное, - но ты всегда можешь вернуться. Очень надеюсь, что вернешься ты не в качестве убийцы своих старых товарищей, но и это я переживу, - она даже коротко усмехается, продолжает разглядывать - и от шрамов на лице ее взгляд кажется каким-то старым и потресканным,- или нет. Все там окажемся, в конце концов.
Глаза - зеркало души, душа у Короля старая и потресканная. Хотя ее, на самом деле, вовсе нет. Есть только матерый хищник где-то внутри. И этот хищник знает, что когда-нибудь и его время придет. Поэтому нужно вовремя внутренне постареть. Чтобы быть к этому морально готовым. Чтобы смириться достаточно, чтобы новость не была шокирующей - но за гроши свою жизнь желания отдать не было. Грань тонкая, но забавная.