«А вот ногу я бы попросил не трогать,» - это были последние слова, которые успел произнести Кьеширо до того, как его стащили с кровати за ногу, не дав даже очки снять и книгу положить на место, и начали щекотать. Единственное, что брюнет успел сделать, так это кинуть книгу на кровать и подложить одну руку под голову, дабы не получить сотрясения от встречи затылка с полом. После чего рука была отправлена на помощь второй в борьбе с нерадивым кохаем, который, честно говоря, в последнее время откровенно оборзел и вообще вел себя странно. То скандалил из-за обычных вещей, то наоборот спокойно реагировал на «проколы» типа внезапных известий о том, что его дражайшая вторая половинка с кем-то переспала. Или вот, пришел и стал щекотать, сам при этом смеясь, хотя, по всем подсчетам должен был рвать и метать. Дело в том, что буквально предыдущим вечером эксцентричный блондин вернулся в комнату и застукал Укитаке с третьекурсницей, которая была официальной девушкой медика. Так что в тот момент парень только психанул и ушел, хлопнув дверью. А теперь, утром, он спокойно вернулся и начал щекотать семпая, хоть и в немного грубоватой форме. Уж чего-чего, а этого Барс ну никак не ожидал, когда просиживал тут свои джинсы на кровати с томиком по психологии в руках, завязанными в хвост волосами и очками на переносице.
- Ахахах, ты чего, ахах, творишь?! Совсем что ли сдурел? Ахах. Успокойся. – Брюнет старался поймать руки кохая, дабы прекратить, наконец, свои мучения. Уж очень он щекотки боялся. Да, ревнивый до ужаса. Когда руки были пойманы, Кьеширо наконец смог придать своему лицу серьезное выражение, даже не смотря на съехавшие на бок очки - Даи, что случилось? - Голос немного охрип от смеха и долгого молчания до этого, волосы растрепались, но все же общий вид оставался более менее серьезным. Тут явно творилось что-то странное, вот только медик никак не мог понять что именно. Вроде, еще неделю назад все было в норме, а теперь... По идее, за то, что сделал Укитаке, Даичи должен был ему морду набить, как минимум. Но нет же, он возвращается утром и даже не вспоминает об этом. Как-то вообще нереально.
Руки уже можно было бы и отпустить, все равно нападать с щекоткой снова не будет. Не должен, по крайней мере. А вот то, что он сделает дальше, все же оставалось загадкой, покрытой, так сказать, мраком. То, что произошло в следующую секунду заставило Укитаке сомневаться уже в своем психическом здоровье, ибо он сам не ожидал от себя подобного поведения. Дело вот в чем: как-то слишком резко он схватил парня за запястье и потянул на себя, тут же ловя в объятья и смыкая руки где-то на пояснице, тем самым прижимая его. Нет, конечно, Кьеширо уже давно заметил, что кохай на него как-то странно влияет. В его присутствии брюнет иногда вел себя крайне непредсказуемо и вообще, как шлюха. И сам он ничего сделать с этим не мог, кроме как тихо удивляться и делать вид, что все в порядке и так задумано, и, следовательно, получать потом от Даичи по некоторым частям тела за то, что выглядело все не слишком хорошо.
- Любовь моя, что происходит? - Он потянулся вперед, практически прошептав это на ухо, после чего легонько поцеловал Даи в лоб с какой-то странной улыбкой, которая явно не предвещала ничего хорошего. По крайней мере, мысли в этот момент были явно не ангельские, только вот нужно было узнать реакцию его дражайшего кохая, чтобы точно решить претворять мысли в жизнь или нет, а то мало ли. Да и дверь была не заперта. Ну, за себя то Барс не волновался, а вот Даичи. Почему-то медик вбил себе в голову, что если кто-то узнает об их отношениях, то Сасакибе придется не слишком легко. Он ведь еще учится, как-никак. К тому же, начнутся эти осуждающие разговоры. Бедная Исане, хотя ее муж, кажется, будет рад любой новости, лишь бы о нем говорили. Про родителей Кьеширо говорить сложно, ибо реакцию матери всегда было сложно угадать. А вот насчет отца можно и попереживать, все-таки старший Укитаке слаб здоровьем, еще сляжет чего доброго. О сестрах Кье и брате Даи вообще лучше промолчать. Хотя Нанами может обрадоваться. Потом. Когда отойдет от шока. Черт, как же все это сложно.

Кье тяжело вздохнул, раз за разом прогоняя в голове все эти не слишком радостные мысли. В такие моменты он даже задумывался о своей судьбе, как наследника рода. Женили бы его на какой-нибудь аристократке, он бы тихо-мирно служил в четвертом отряде, выходил с женой «в свет», растил детей и вообще вел бы себя, как примерный отец и глава семьи. С одной стороны, перспектива вполне себе неплохая, особенно зная Кье. Он ведь ко всему может привыкнуть, со временем ему даже может понравиться. С другой же стороны остается Даичи и полная неизвестность. Она манила куда больше, чем прописанная до малейших подробностей серая примерного наследника. Но все ведь не так просто, особенно в отношениях семпая и кохая, преисполненных вечных ссор и ругани.

Можно было пропустить мимо ушей эти еврейские ответы вопросами, этот странный тон, это выражение лица… Можно было все, что угодно. Вот только не слишком хотелось. По крайней мере, не от этого человека, не в этой жизни, не сегодня, не сейчас. Посему Укитаке поморщился, тут же замолкая и уставляясь на Даи, при этом всем своим видом показывая, мол, как ты надоел своим издевками. Потому что сказать вслух он этого не решался, точнее, не хотелось. Такую гадость любимому человеку можно сказать либо в шутку, либо во время обоюдного скандала. А так как в данный момент Кье не шутил, а почти все их скандалы были односторонними, то он благоразумно промолчал. И, пожалуй, это будет последняя благоразумная вещь в его исполнении за весь день, ибо дальнейшие события чуточку не располагали к подобному поведению.
- О, да. Как же тут забудешь про осень, когда она буквально стучится в двери и машет своей костлявой мокрой рукой, подсказывая, что из-за наплыва первокурсников работы будет невпроворот. - Он как-то слишком уж наигранно вздохнул, прикрывая глаза, после чего усмехнулся и в упор уставился на Даичи. Все же странное утро сегодня было. Предчувствие не обмануло, в который раз уверяя брюнета, что интуиция у него все-таки работает. Кохай дернулся, явно намереваясь убраться куда подальше от назойливого семпая, который уж слишком банально начал примирение, так сказать, пошел по накатанной, зная, что этот способ уж точно сработает, что его простят и прочее. Только вот наш расчетливый медик не учел одного ма-а-аленького факта под названием «странное поведение Сасакибе». Так что все явно пошло не по плану.
- Хм, первый раз слышу от тебя мое прозвище,  мило звучит, называй меня так чаще. - На губах Укитаке появилась ухмылка, в которой так и читалось бегущей строкой «да, детка, ты же знаешь, что в любом случае меня простишь, так что можешь говорить все, что придет в твою блондинистую голову». Правда, может, текст был и короче, но суть именно такая. Причем, его ни капли не смутил до безумия уставший вид Даичи, уж точно не предвещавший радостных последствий. Ведь если его действительно довели… У-ху, тогда только спасаться бегством, что, увы, уже поздно. Следующее действие только подтвердило страшные опасения Барса, ибо его сильно так вдавили в пол, будто стараясь впечатать несчастные очки в переносицу и виски бедняги. А единственное, о чем в тот момент думал Кье, так это: «Только бы стекло не лопнуло и не посыпалось мне в глаза. Будет слегка неприятно потом осколки из ресниц вытаскивать.» Потому как глаза он успел закрыть за пару секунд до удара, ну так, на всякий случай. Интуиция все-таки. И дальше пошли знакомые обоим фразы. Оба их слышали великое множество раз, и оба прекрасно знали, что ни к чему подобные речи не приведут. Ведь были и разговоры, и истерики, и скандалы, и битье посуды, ломание предметов, избивание друг друга. Да чего только не было. И ничего не помогло. Так почему же сейчас должно было сработать?
Кьеширо промолчал. Ему просто было нечего ответить. Он действительно не мог ничего с собой поделать. Дело не в самом сексе, не в призрачной любви, которую он уж точно не испытывал ни к кому кроме Даичи и родственников. Естественно, это была разная любовь. К родителям это была любовь-уважение, к сестрам любовь-забота, а вот Даичи достались остатки, то есть самая извращенная и больная любовь, которую только можно представить. Ему нужно разнообразие, новые ощущения, чувство жизни, но он хочет быть к кому-то привязан, чтобы не остаться в итоге одному. А выходит все как-то уж больно криво.
Нужно было что-то сказать. Только вот это «что-то» категорически отказывалось лезть в голову, к тому же казалось, что горло не способно выдать ни единого звука. Как будто громкость отключили, забыв предупредить об этом хозяина голоса. Да и в любом случае говорить было нечего, не уверять же в сотый раз в том, что все закончится уже совсем скоро, что это был последний раз, больше такого не повторится и прочее, прочее. - Отпусти, пожалуйста, мое лицо, иначе я навсегда останусь с этими очками.

Единственное, в чем Кьеширо окончательно убедился сегодня, так это в том, что нужно все-таки работать над своим характером, иначе в скором времени после очередной измены его просто убьют в порыве «нежности».  Да, если сначала с трудом, но проходили отмазки вроде «это все для конспирации, ты же не хочешь портить себе жизнь, получив клеймо «гей». Особенно в этом рассаднике аристократов. Они же этого не забудут». Потом появилась отмазка «эти дамы для родителей» и опять таки «я не могу с ними не спать, иначе они заподозрят неладное». Правда, после достаточно внезапного обнаружения Кье в постели с неким пятикурсником, Даичи, наверное, догадался о том, что все предыдущее было тупой и банальной отмазой, чтобы безнаказанно гулять. Позже появилась новая фишка, на все вопросы Кьеширо отвечал: «Так получилось». Вот за это он, собственно, чаще всего и получал, хотя сам был не против рукоприкладства. Странного и гулящего мазохиста вырастила самая чудесная и добрая пара Сейретея. Может, стоит задуматься, что не все зависит от воспитания? Хм, но сейчас ведь не об этом, правильно?
Когда его лицо придавило книгой, первая мысль была из разряда оптимистичных: «о, кто выключил свет?» Позже, когда привыкшие к новому освещению и такому расположению книги глаза сумели прочесть название, стало понятно, что его придавили вовсе не рукой, не кирпичом и не камнем, а той самой книгой, которую брюнет, так сказать, почитывал с утра перед приходом соседа. К сожалению, прочесть название книги – последнее, что успел сделать Барс перед тем, как его начали этой же самой книгой избивать. Ну, как избивать, ей били по лицу. Издалека это даже могло напоминать пощечины, но вот сама жертва сих «пощечин» явственно так ощущала встречу челюсти с не слишком мягкой обложкой книги. А что уж говорить о зубах, те ныли уже после первого удара. После второго к ним присоединилась прокушенная изнутри щека и рассеченная губа, отдававшая, пожалуй, самой противной болью. О, я что, забыл упомянуть головную боль, в которую все отдалось после первого соприкосновения книги с челюстью? Как я мог. Благо, что после второго же удара книга была отправлена на пол, ее, видимо, решили заменить чем-то другим. Но не заменили. Обидно и интересно одновременно. В этом был весь Укитаке. Он, кстати, даже не сопротивлялся ведь. После того, как его благоверный прокричал весьма содержательную фразу о том, что его бесит семпай, этот самый семпай абсолютно расслабился, перестав обнимать парня и как-то уж слишком безвольно уронив руки на пол. Ну, а потом уже началось избиение его любимого. Он ни разу так и не закрылся руками, как бы молча признавая свою вину и соглашаясь с тем, что он это заслужил. Вот только по его мнению, совсем скоро в блондине должна проснуться совесть, чтобы он перестал колошматить лежачего и несопротивляющегося семпая. Но это только по мнению Кье. У Милки, судя по всему, было совсем другое видение ситуации. Потому как бить он стал только сильнее, переключившись на плечи, ребра и другие открытые для удара части тела. Когда книга первый раз коснулась ребер почему-то стало до жути смешно. Да, перехватило дыхание, ребра отозвались болью и странным каким-то хрустом, а в голове проскочила мысль о возможном переломе, но все равно стало жутко смешно. Хотелось сказать что-то, но еще больше хотелось смеяться. Не зло, не грустно, а просто смеяться. Причем так, будто его не бьют, а продолжают щекотать. Этим парень и занялся, он просто захохотал посреди избиения себя любимого, когда в очередной раз раздался глухой звук соприкосновения книжного переплета с выпирающими костями медика. Он уже давно перестал считать удары и прикидывать, сколько синяков потом останется, и как он, собственно, объяснит той же Нанами о том, откуда у него они. Бедная, несчастная маленькая Нана-тян. Он так и представил эту картину: девушка заходит брата навестить, а он сидит, перевязывает сломанные ребра, весь такой синего цвета аки аватавр, с опухшим лицом, разбитой губой и прочей прелестью. Ну что, как-то раз бедный ребенок уже видел похожую картину после очередной ссоры ее братца с ее же другом (это все так абсурдно). Она бы наверняка от такой картины хлопнулась в обморок, Кьеширо же потом бегать, откачивать дите. А как на работе показаться?.. Радует только то, что с помощью всяческих мазек и микстурок 4-го отряда все такие «мелочи» можно свести за пару дней так, что даже следов не останется. В общем, только на мази и была надежда, ибо его уже порядком хорошо отходили. А он все ржет, как сумасшедший. Хотя, может, и вправду уже с ума сошел. Они давно уже оба сошли с ума от всей этой канители, виновником которой был сам Укитаке.
Он не хотел ничего говорить, он смеялся, пока хватало воздуха, пока челюсти не свело от боли и смеха, пока ребра не заболели настолько, что пришлось стиснуть зубы. Тогда уже парень сделал глубокий вдох и снова расслабился, закрыв глаза. Вот что он мог сейчас сделать? Что он мог дать Сасакибе? Ведь не нужно ничего говорить, чтобы понять, что он не самый чуткий и заботливый, вечно на работе, в голове только работа и выработавшиеся за последние годы цинизм и некая отрешенность. Большие скопления народа не любит, шумные вечеринки тоже, ведет себя, как настоящий эгоист, в уборке и готовке помощи никакой, здоровьем слаб. Сплошные минусы, куда ни глянь. Единственное, что он мог с легкостью отдать кохаю, так это себя. Но это было уже чем-то мерзким, вынужденным, что ли. По крайней мере, так казалось самому Кьеширо.
- Даи… чи… - брюнет потянул одну руку к лицу парня. Должна же у него быть совесть в конце концов. – Выпустил пар? - Барс улыбнулся, слегка поморщившись от боли в нижней челюсти.  - Прости меня. – Сколько раз он уже говорил это? Правильно, сосчитать невозможно. Но с упорством настоящего барана медик продолжал повторять эту фразу, будто ее достаточно, чтобы его тут же простили, чтобы все забылось.  Скользнув рукой по щеке Даи, затем опуская ее ниже и цепляясь за его ворот, парень достаточно громко то ли закряхтел, то ли зафыркал, как бы намекая, что ему очень тяжело держать тушку на себе. - Помоги подняться, а то я сам уж точно не встану. - По лицу было видно, что он хотел добавить про одну немаловажную деталь, которая планировала упереться в ногу Даичи, если он продолжит так вот сидеть и показывать такие прелестные эмоции. Но про эту деталь Хио решил пока умолчать, искренне надеясь, что его кохай ничего не заметил из-за явного психического срыва, а то влетит же еще. Может, не книгой, но словами уж точно, а они порой задевают куда больше предметов.

Все-таки это было смешно. Смешно и грустно до слез. Ведь Кьеширо правда было тяжело наблюдать за тем, как его любовь мучается. И не просто мучается, а из-за него. Но, к всеобщему сожалению, психика Укитаке отталкивала все сложные и тяжелые моменты, просто не воспринимала подобное. Поэтому он не знал, что делать и как все исправить. Нет, конечно, теоретически, где-то в глубине души он представлял, что нужно просто перестать блядствовать и хотя бы месяц построить из себя честного, верного и приличного шинигами. Того и глядишь, потом можно будет расслабиться. Но все равно не до такой степени, как сейчас. Все было так сложно и легко одновременно. Прямо отношения противоречия какие-то. Называется: «а что ты хотел, цепляясь к своей полной противоположности?» В конце концов, ведь это Даичи первый пошел навстречу, следовательно, он должен был догадываться о том, что семпай его никогда не поймет, точно также сам Сасакибе никогда не поймет Барса.
Они даже внешне были совершенно разными: длинный, болезненно худой, бледный и утонченный брюнет и крепкий, среднего роста блондин, выглядевший загорелым на фоне почти белого Укитаке. И карие с медово-золотыми нотками глаза с вечным вызовом во взгляде против изумрудных, выражающих в основном бесконечную усталость. Пожалуй, единственным сходством оставался пол парней, хотя если уж говорить начистоту, то Кьеширо скорее напоминал некую даму-аристократку, причем во всех смыслах. По крайней мере, он был таким же хрупким в плане здоровья. Даже легкий подзатыльник от его ненаглядного мог стать причиной сотрясения мозга у брюнета. Что уж говорить про эти чудные удары книжкой. Ему действительно было больно, вот только съехавший в неизвестном направлении разум Укитаке упорно доказывал парню, что это все очень забавно. Так что он действительно старался выглядеть как можно более непринужденно, поинтересоваться о том, закончил ли Даичи и поможет ли он подняться, а что получил в ответ? Издевательство. Нет, конечно, он все понимает, блондин зол, все дела, но пора бы потихоньку приходить в себя. Честно говоря, очередной удар в челюсть, правда, теперь уже кулаком стал чуть ли не последней каплей в самообладании Кьеширо. Кстати, все это натолкнуло на мысль, что все-таки нужно Даи на день рождения подарить подвесную грушу, а то как-то надоело ее заменять. Причем, его же потом и обвиняют в том, что, видите ли, такой плохой медик забрызгал кровью несчастного ребенка. Ощущение, что он специально вылил на того ведро крови. Даже немного обидно становится.
- Не улягусь. Не будет никаких пунктов. Ты меня достал. – Кажется, он считал, что нельзя говорить подобных слов даже в ссоре, потому что это низко. Хотя, конечно, если бы он не мог управлять своими эмоциями, как Сасакибе, крики о ненависти со стороны медика слышались бы намного чаще. Хотя, возможно, если бы он не держал большую часть в себе, все было бы намного проще. Но ему уже поздно менять характер. Так что мы теперь уже никогда не узнаем другой вариант развития событий, кроме...
- Как это «что»? Какой глупый вопрос. – Он даже сделал удивленное лицо, по которому просто бегущей строкой шел текст: «осторожно, взрывоопасно». И взорвался ведь, тут же взорвался - Купим новую кровать! А эту ты выкинешь! Заодно выкинь и свою! Давай, выноси мою тумбочку, дверь, меняй доски на полу! Не заходи в медпункт, не посещай свой классный кабинет! И не ходи в местный кинотеатр, в первый зал! - В который раз после определенных фраз что-то перемыкает в голове Барса, что его начинает «нести». Он будет гнуть свое, издеваться, давить на больное, а вот осознание происходящего придет только минут через десять-двадцать, не раньше. Тогда начнутся раскаяния, страдания, извинения и мольбы. Так что, зная себя и только заметив за собой срыв, парень старался хоть как-нибудь собой управлять, чтобы не наломать дров еще больше.  - И слезь с меня, черт побери. Ты слишком тяжелый, чтобы я мог тебя скинуть! - После прыжков, от которых он буквально переставал дышать, парень уже не надеялся на чудо под названием «целые ребра», но, тем не менее, в подтверждение своих слов немного подергался, пытаясь столкнуть блондина с себя, на что организм отозвался резкой болью. Пришлось только прикрыть глаза и шумно выдохнуть сквозь зубы. Самообладание потихоньку возвращалось, как и мысли, так что надо было придумывать какой-нибудь выход и той ситуации, в которую Кьеширо только что их вогнал. Все-таки слова про предметы и места были явно лишними, ибо могли подействовать на Даичи, как красная тряпка на быка. Хотя уже давно было установлено, что быки – дальтоники. Парадоксы жизни.
- Если хочешь, то можем поговорить начистоту, только слезь и помоги мне встать, тогда я отвечу на все твои вопросы. - Он снова достаточно шумно вздохнул, всем своим видом выражая усталость. На смену той дикой ярости и злости пришла именно она, усталость от всего.

Кроме того, что он уже сказал, ляпать больше ничего не хотелось, посему брюнет сделал над собой огромное усилие и сдержался от едких комментариев в сторону Даи. Честно говоря, ему вообще не хотелось больше ничего говорить. Ужасно хотелось спать, свернуться калачиком и проспать пару суток, забывая всю усталость и все то, что произошло в этой комнате всего лишь за одно утро. Хотелось выкинуть память, отформатировать ее к чертям, стереть все файлы и отправиться в четвертый отряд на постоянное жительство, в психиатрическое отделение. Чтобы изредка его навещали какие-то люди, которых он не помнил, чтобы лекарства каждый день, обеспокоенные врачи и слухи по всему Сейретею о том, что наследник семейства Укитаке, аристократического семейства, причем, потерял память, сошел с ума и вообще не может без посторонней помощи даже поесть. Хотя нет, последнее, пожалуй, лишнее. А вот все остальное очень даже бы подошло сейчас.
Сказать, что он ненавидел себя, значит, не сказать ничего. Он презирал всю свою сущность, его тошнило от своего характера, воротило от внешности. А за обычное поведение он вообще был готов себя убить каким-нибудь интересным способом. Только вот боль в ребрах не давала придумать ни один действительно интересный метод суицида. Может, это даже хорошо, хотя именно Кьеширо и именно в тот момент был недоволен. И за это стоило бы ему еще пару раз врезать, вот только Сасакибе почему-то перестал, еще и замолчал. Тут пришло осознание страшного факта, что сказанные «сгоряча»  слова о комнате сильно задели парня. Вот теперь уж точно хоть выползать из-под блондина и забиться под кровать, надеясь, что тот отойдет достаточно быстро, чтобы Кье не умер от голода, проживая под кроватью. Когда блондин еще и слез с медика, последний сам был в шоке. Правда, он еще не знал от чего, от внезапной легкости, самого действия или понимания, что он все-таки ляпнул кое-что ненужное. В любом случае нужно было вставать, дабы не лежать в открытом и беззащитном положении перед шокированным и, возможно, все еще злым парнем. Вот только подумать о подъеме было намного легче, чем этот самый подъем осуществить. Видимо, пара ребер все-таки была сломана, ибо даже от легкой попытки сменить положение, Кьеширо тут же пронзала острая боль, как бы намекая, что встать самому ему не удастся, как ни старайся. И если сейчас Даичи психанет и уйдет, то брюнет так и останется валяться на полу, пока его не поднимут и не уведут в четвертый отряд или же не подлечат на месте.
- Делай, что хочешь, мне все равно. - Он замолчал на несколько секунд, вдыхая поглубже и стараясь успокоиться, дабы его не выдал дрожащий голос или что-то еще. -И да, боюсь, что подоконник придется снять в первую очередь. Хотя у тебя, наверное, тоже связаны с ним некоторые воспоминания. - Кьеширо закрыл глаза, снова делая глубокий вдох и тут же шумно выпуская воздух сквозь стиснутые зубы. Он ведь так и лежал на спине, ровно, вытянуто, с закрытыми глазами, растрепанными и раскинувшимися по полу черными волосами. На бледной коже уже проступили синяки, а челюсть даже немного опухла, приняв красивый красновато-бардовый оттенок, на нижней губе запеклась капелька крови.  Знаете, кожа у него действительно была отвратительная, на ней оставался каждый даже самый маленький шрам, а синяки сходили по несколько недель, появляясь почти мгновенно и принимая зеленые, синие и бардовые оттенки. Собственно, вид был действительно жалкий. Если бы не достаточно шумное дыхание, можно было бы решить, что брюнет умер. Хотя в тот момент он действительно об этом мечтал. И даже ждал, что его добьют, чтобы не мучился боле, это было бы последним актом милосердия со стороны и так вытерпевшего кучу страданий Даичи.
Когда раздался шорох со стороны подоконника, ему не нужно было открывать глаз, чтобы понять, что его кохай встал с вышеупомянутого предмета интерьера и двинулся в его сторону. Вот только у медика была твердая уверенность в том, что блондин добьет его и потом покинет комнату. Потому как слова про съезд теперь уже задели Барса настолько, что он мог заявить о своем шоковом состоянии. Так что он еще больше удивился, когда знакомые руки подхватили его слабую тушку, поднимая и перенося на кровать. Воспользовавшись моментом, Кьеширо перевернулся на бок, тут же почувствовав отдачу в сломанном ребре, но ему было просто жизненно необходимо повернуться к своему благодетелю спиной. – Убирайся. Сейчас же. Завтра придешь забрать свои вещи. - Сказано было очень тихо, но в голосе чувствовалась твердость. Да, он твердо решил, что не хочет больше мучить Даичи, пусть тот уходит, переезжает, заводит девушку, женится, пусть делает все, что угодно, только больше не мучается.

 2 дня спустя

После ухода Даичи оставалось только до конца играть в девушку и реветь всю ночь, но медик решил не опускаться до этого, хотя он еще никогда не был в более отвратительном состоянии. Разбитый снаружи и изнутри, он даже встать сам не мог без боли, так и лежал на боку до самого вечера, пока не уснул. Утром зашла Нанами за книгой, которую он так неосмотрительно пообещал ей отдать именно сегодня. Увидев брата, он чуть не упала в обморок, собственно, так он и предполагал. Далее началось лечение ребер, в котором большую часть сделал сам Кьеширо с помощью своего шикая, сестра лишь помогала, принося разные мази, ампулы и прочие вещи, которые могли понадобиться для ускоренного сращивания костей. Собственно, тогда брюнет старался всем своим видом показать, что с ним все в порядке, что ничего не болит, и что он вообще «с лестницы упал». К сожалению, выпроводить сестру удалось только через пару часов, хотя и это было определенной заслугой, учитывая то, что она собиралась тащить старшего Укитаке в поместье, срочно показывать матери и вообще спасать незадачливого медика. Но не будем о плохом, тем более, что ему удалось отправить сестру в ее комнату, закрыть дверь и вообще остаться наедине со своим подавленным состоянием.
Странно, но на следующий день никто за вещами не пришел, хотя Кьеширо специально ждал до позднего вечера. А потом до утра, все равно уснуть не мог. Зато утром снова пришла Нанами, но парень убедил ее, что все в порядке, что он отдыхает, и вообще не о чем беспокоиться. Правда, его еще утром насторожило, что кроме девушки никто не заходил. К полудню второго дня он уже передумал все что только можно, обвинил себя во всех смертных грехах, тысячи раз переиграв в голове все то утро, представляя разные варианты развития событий и приходя к однозначному мнению, что он все-таки скотина. К вечеру Кье серьезно подозревал, что если блондин не появится в ближайшее время, то он или сойдет с ума от перенапряжения или покончит с собой. Третьего не дано, как говорится. Только кохая все не было.
«Неужели все действительно закончилось?»
Сколько раз за эти два дня он ловил себя на подобной мысли, и сколько раз отбрасывал ее, будто глупую шутку плохого юмориста. Не может быть так, ну не может. Почти четыре года все-таки, четыре года! Они скандалили, спорили, ссорились, сколько раз Кьеширо выгонял Даичи после очередного скандала, а сколько раз Кьеширо приходилось спать в медпункте или в отряде из-за того, что блондин был в ярости? Не мог же он из-за пары фраз уйти навсегда. Просто не мог, не в его стиле. Хотя, разве только его слишком сильно обидели… В который раз Барс начинал ненавидеть себя. Он не знал, где сейчас находится его кохай, но его это действительно волновало, он переживал и мучился, но продолжал лежать на кровати, изображая из себя овоща и сводя потихоньку синяки один за другим. Кстати говоря, ему почти удалось свести их все, осталось только несколько на боках, плечах и руках и один на левой скуле. Последний все еще был бардовый, в отличие от остальных, приобретших зеленоватый оттенок. Кроме того на ребрах была тугая повязка, из-за которой движения парня были скованными, так что он предпочитал отлеживаться. Все равно последние дни лета, на работу еще не нужно, есть он не хотел, следовательно, по естественной нужде подниматься тоже не нужно было, так что он только раз в день ходил в душ, заодно перетягивал повязку.
Собственно, день тянулся медленно и скучно, время тратилось только на самокопание и взвешивание всех «за» и «против» самоубийства. В итоге «против» оказалось намного больше, так что пришлось вздохнуть, бросить ручку с листиком на тумбочку и улечься обратно на кровать, стараясь думать хоть о чем-нибудь, кроме...
- Даичи... Где ж тебя черти носят. - Все-таки глупый он был, этот медик. Хотел ведь сказать «не оставляй меня, пожалуйста», пустить слезу, извиниться, попробовать поговорить нормально, но глупая гордость, которая решила внезапно напомнить о себе, не позволила ему этого сделать. Правда, тогда ведь была еще одна причина, брюнет реально считал, что Сасакибе будет лучше, если он не будет тратить свои нервы на такого, как Барс. Вот только этот самый брюнет не учел одного маленького, но очень важного факта – ему самому будет плохо без Милки. Ведь наше поведение зависит от характера собеседника, Кье ничего не мог с собой поделать, с кохаем он вел себя только как эгоистичная, саркастичная и холодная бяка. В сравнении с его отношением к Даи на людях холодильник вообще кажется прибором отопительным. Но зато теперь у него было время подумать, сопоставить все свои плюс и минусы и решить, от чего он может избавиться без особого труда для себя и с большой радостью для своего кохая.
Дверь он оставил незапертой, все еще ожидая прихода блондина и отказываясь верить в то, что он мог не прийти. Но за всеми своими гениальными и печальными размышлениями парень не заметил, как заснул. Как вы думаете, что ему снилось? Правильно – Сасакибе. Ему снилось, что они шли по дороге к академии, но тут Даичи стал ускоряться, и Кье больше не мог его догнать. А потом он и вовсе остановился, ноги просто отказывались идти, так что парень стоял на месте и просто звал кохая, пытаясь привлечь его внимание. Но блондин уже встретил каких-то знакомых и упорно шел вперед вместе с ними, не замечая никого вокруг.
Он даже заплакал во сне. Точнее как, он был в полном отчаянии, задыхаясь в истерике и выкрикивая имя благоверного. Правда, вскоре тот скрылся из поля зрения, так что приходилось просто стоять на месте и тихо повторять мольбы: - Даи, не надо, не уходи. Даичи...

Кошмаров Кье никогда не боялся, он даже наоборот их любил. Ему казалось, что они интересны и увлекательны. Особенно его радовало умирать во сне. Просто необъяснимо прекрасное чувство. Парню казалось, что именно из-за этого чувства кошмары ему почти не снятся. Только дело в том, что чувство распространялась исключительно на те кошмары, в которых были монстры, кровь и прочие радости. А вот подобного рода сны, где он не мог двигаться (случались они довольно часто), Барс просто не выносил. Они действительно пугали, что ли. Неспособность что-либо сделать его всегда пугала. И это тоже необъяснимо, но было именно так.
В общем, сон был жуткий и закончился тем, что брюнет резко распахнул глаза, с удивлением обнаружив свое участившееся сердцебиение, стекающий по вискам пот и героя своего сна, трясущего его за плечо. Вроде, на продолжение кошмара это похоже не было, да и говорил этот Даичи как-то слишком обеспокоенно, не как во сне. К тому же они были в их комнате. Или уже в его? Мысль посетила темную в смысле цвета голову внезапно, будто пронзая ее насквозь.
«Что происходит? Почему он здесь? За вещами пришел? Или…?»
Точнее, это была даже не одна мысль, их было огромное множество, и каждая пыталась перекрыть предыдущую, привлекая к себе внимание. На мгновение, ему даже показалось, что голова сейчас разорвется от такого количества мыслей, но нет, слава ками, это просто головная боль от столь резкого пробуждения. Кстати говоря, распахнув свои шикарные зеленые глаза, парень резко сел на кровати, тут же поморщившись от боли в области ребер. Скажем так, если бы не такая неожиданная ситуация, то он бы никогда не поднялся с подобной скоростью, а тут просто чудо какое-то. Так вот, секунд тридцать, пока сонный мозг переваривал информацию, Кьеширо просто сидел и пялился на блондина, не веря своим глазам. Хотя его можно понять, тут есть чему не верить. Впрочем, с другой стороны, ведь может быть так, что он всего лишь пришел забрать свои вещи и случайно наткнулся на спящего Кье. Возможно даже, что последний разговаривал во сне. Тогда все становится на свои места. Никакой мистики, никаких эпичных возвращений, просто решил разбудить, дабы спасти от кошмара. Или чтобы объявить о том, что вещи не украли, пока хозяин комнаты спал, а сам Сасакибе пришел и забрал их. От этой мысли стало как-то пусто и тоскливо. И это была завершающая мысль, являющаяся апофеозом всего того хаоса, что творился в голове медика.
- Даи-и-и... – Брюнет подался вперед, почти падая на руки Милки и обнимая того за пояс. Судя по голосу, он едва сдерживался, чтобы не «пустить скупую мужскую слезу», как говорят некоторые. Тут же он уткнулся в грудь кохая, как-то сдавленно всхлипывая и сжимая ткань его майки, будто хотел удержать. - Не уходи больше, хорошо?
Со стороны это выглядело довольно странно, создавалось ощущение, что Кьеширо не здоровый парень, который на три года старше своего кохая, а потерявшийся ребенок, который наконец нашел мать или, что будет уместнее в данном случае, старшего брата. И отпускать этого «братика» он явно не планировал, послав к меносам всю свою решимость оставить того в покое и не действовать ему больше на нервы. Эгоист ведь. Чистой воды эгоист. Хотя иногда у него и прослеживаются альтруистические нотки, в конце концов все заканчивается тем, что он делает все именно так, как он хочет. Это же приходится делать и другим. Некоторым правда везет, и Кьеширо преподносит свои желания за манну небесную. Тогда, конечно, с ним соглашаются намного быстрее. А если же несчастным людям удалось разглядеть его пусть и не умышленный, но все-таки обман, тут уже начинается другой разговор. Как с Даичи.
Кста-а-ати, бежать и искать по рейацу, применять бакудо, бежать искать в конце концов – все это было явно не в стиле Кьеширо. Он никогда не бегал в поисках кого-либо. Нет, конечно, если человек пропал, то он пропал, его нужно искать основательно и без лишних эмоций. А если человек сбежал после ссоры, то нужно дать ему время оправиться и привести голову в порядок. По крайней мере, так думал медик. Поэтому он никогда и не бегал за Даи после их ссор. Хотя иногда ведь стоило бы. Как в прошлый раз. Но тоже без поиска по рейацу, разве что в крайнем случае. Да и в этот раз особо не побегаешь со сломанными ребрами то.
Укитаке придвинулся к кохаю насколько это было возможно, крепче обнимая его за пояс и утыкаясь уже носом в ямочку между ключиц. Он целых два дня представлял, что скажет ему, когда тот вернется. А сейчас почему-то все пошло наперекосяк, и слова застряли в горле. Да и, наверное, другие слова были бы сейчас лишними. Если, конечно, Даичи действительно вернулся не за вещами.

Вся ситуация до безумия напоминала эдакий мексиканский сериал. В котором все по закону жанра: и ревнивый парень, который занимается рукоприкладством, и прекрасная дама (роль которой справедливо исполняет Кьеширо), которая нагло гуляет направо и налево. В такие моменты Даи определенно должен радовать тот факт, что его возлюбленный все-таки парень. Иначе бы вот так еще и дети были, а кто отец – тайна, покрытая мраком. Хотя, наверное, будучи девушкой Кье бы не опустился до подобного. Впрочем, нам никогда не узнать так ли это.
Секунды, потраченные на осознание реальности, тянулись невероятно медленно. Казалось, он как минимум год соображал, пытаясь определить, сон это или явь. Но в любом случае он точно знал, что теперь уж точно никуда не отпустит своего кохая. Даже если это сон, то как только он проснется, то сразу побежит искать его, извинится, пообещает, что прекратит подобное поведение… Теперь уже точно.
Когда же осознание реальности внезапно свалилось на голову брюнета, от радости у него даже дыхание перехватило на секунду. Неужели и правда вернулся, чтобы остаться? Как-то противно закололо в груди от воспоминаний причины ухода. В который раз за эти два дня стало невероятно стыдно за свое поведение, за себя. Но в то же время хотелось перестать скулить и рассмеяться, показывая, мол, «смотри, у меня все хорошо, я весь такой холодильник». Правда, по-моему, было уже немного поздновато вести себя подобным образом, хотя, попробовать, конечно, можно было. Особенно после чудесного вопроса. У него даже перед глазами появилась картинка с возможным развитием событий. Так что когда его отодвинули, парень не только перестал ныть, но и старался изобразить на лице некое высокомерие, что смотрелось весьма и весьма забавно, учитывая его состояние. Однако же он слегка поморщился от прикосновения, гордо приподнимая голову. На лице его даже прослеживалось некое пренебрежение. Хотя и ежу было понятно, что все это делалось в шутку.
- Я совершенно спокоен, тебе просто показалось, - он едва слышно фыркнул, снова в упор разглядывая блондина так, будто бы прикидывал, каким образом его оскорбить теперь. – Я отлично, готовился к выходу из отпуска, приводил в порядок документы, помогал Нами подготовиться к началу учебного года, а она мне приносила свою выпечку... – Сказано все было будничным тоном, как если бы он рассказывал о скучных выходных в компании родственников. Однако же предложение неожиданно оборвалось. И не случайно. Совершенно спокойно, даже с легкой улыбкой медик зарядил кулаком любимому в скулу, тут же подскочив. О чем он сразу пожалел, ибо ребра решили показать свое возмущение по поводу такого количества резких движений. Но тем не менее, Барс, набрав в легкие побольше воздуха, явил свету свой прекрасный голос в виде крика. – Болван безмозглый, ты думал, что я это скажу?! Что я тут стихи два дня сочинял, катался на единорогах и ловил бабочек вместе с сестренкой?! Какой же ты идиот, я просто поражаюсь, - Укитаке расхаживал по комнате, стараясь не слишком сильно жестикулировать и ворочаться, даже не напрягать и без того настрадавшиеся ребра. Его буквально прорвало, хотелось высказать блондину все, что накипело за два дня. Можно сказать, что это была его уникальная манера извиняться. Зато такие извинения уж точно всегда были искренними. – Я тут места себе не находил, думал, что ты не появишься. – Тут он искривился, выдавая тоненьким голоском: - А если с ним что-нибудь случится? А если он не вернется? А если он уже нашел кого-то, чтобы тебя забыть? А как жить дальше? Тьфу. – Медик сделал вид, что плюется. Действительно плюнуть на пол в здании не позволила совесть. Сделав еще пару шагов к Даи, Барс остановился, пытаясь перевести дыхание, заодно и послушать, что же ему на это ответят. Все-таки, раскричавшегося Кьеширо увидеть можно было крайне редко. Это были вообще уникальные случаи, когда он действительно хотел извиниться, но не знал, как это сделать, поэтому злился, начинал кричать и обвинять всех вокруг.
Сделав еще шаг вперед, он обнял парня за шею, целуя в место удара. – Извини, накипело. – Даже как-то самому стало смешно от своего непредсказуемого поведения. Он же делал все сразу, как мысль приходила ему в голову, так что даже для медика было неизвестным, что интуиция предложит выдать в следующий момент. – Я буду вести себя примерно, честно. – Замолчав на пару секунд, Кье хитро улыбнулся. – А ты мне что-нибудь взамен на это. – Естественно, и ежу понятно, что он сказал это шутки ради, чтобы успокоить себя и настроиться на «позитивный лад».

Отредактировано Ukitake Kiyoshiro (12-10-2011 23:25:34)

Все-таки как-то спокойно стало, стоило всего лишь выговориться и пару раз стукнуть по Даи (второй раз был за неуместный смех), тем самым выплескивая накопившуюся обиду и заодно извиняясь за свое неподобающее поведение. После чего даже сердцебиение в норму пришло, и желудок обиженно заурчал, как бы отчитываясь хозяину, что его организм успокоился, пришел в порядок и требует естественных вещей. Таких, как еда, например. Решив, что пообедать (позавтракать, поужинать, устроить ночной перекус, да просто зайти на кухню) еще будет время, так что она на полном серьезе собирался, если не изнасиловать кохая, но зацеловать уж точно. К его огромному сожалению, ему это не удалось, ибо брюнета сгребли в охапку и усадили на кровать. Сам же Даи как-то странно присел на пол. Это напоминало что-то очень знакомое, только вот Кьеширо не мог вспомнить, что именно. Отчасти и поэтому он пребывал в некотором шоке, подозрительно наблюдая за сменой выражений лица блондина. Какое-то странное у него было предчувствие, что пора валить или хотя бы отвлечь кохая, а то произойдет «большой бара-бум».
«Чего? Какую руку?»
Был бы его уровень культуры пониже, парень бы озвучил свои мысли, добавив популярную у генсеевской молодежи фразу «наркоман штоле». Но воспитание не позволяло, однако все эти слова буквально отразились на его, мягко говоря, удивленном лице. Вот знал же, что с Сасакибе шутить не стоит, даже если очень хочется. Знал и все равно ляпнул про «взамен». Теперь приходится разбираться с какими-то непонятными фразами. Нет, ну это же не может быть то, о чем он подумал в первую очередь?
«Предлагаю свою руку». Фраза так и звенела в ушах, заставляя сердце снова участить свое биение. Да ладно, кто так предложение делает. К тому же он еще студент, и родители с братом не переживут... Нет, это определенно шутка какая-то. Наверное, он просто опять переволновался и не может правильно сформулировать мысль, поэтому и получается такая штука. А Укитаке уже разволновался, глупый. Медик даже нервно как-то хихикнул, мысленно успокаивая себя.
Однако же когда его благоверный заговорил, парень уже и не знал, что ему делать. Время будто снова замедлилось в разы, а тишина, прерываемая лишь низковатым (в сравнении с Барсом) голосом. Сердце то билось, как сумасшедшее, стуча в виски, то наоборот пропускало пару ударов, затихая. Кьеширо еще, наверное, ни разу не слушал кохая с таким вниманием, смешанным со страхом. Нет, ну этого ведь действительно не могло быть, неужто он… да.
- И я прошу тебя стать моей… то есть, моим… Ну мужем, наверное.
Теперь ему действительно казалось, что сердце не только пропускает удары, оно вообще остановилось, как, впрочем, и время. Чувство сродни тому, когда на тебя вылили ведро ледяной воды и выставили на мороз. Внутри все сжалось, а слова застряли в горле. Да и если бы они не застряли там, Барс бы все равно ничего сказать не смог. Ведь это же невероятно. Согласиться? Смешно. Не зря же они прятались столько лет. Ведь это было все ради Даи, чтобы он мог уйти, когда ему это надоест, «исправить ошибки молодости», так сказать. Оставалось не так много вариантов. Отказаться и разбить мальчику сердце окончательно? Заодно и себя в могилу загнать. Только лишняя трата драгоценных нервных клеток. Оставался только один вариант – попробовать отговорить его от подобной идеи.
Теперь оставалось только успокоиться, убедиться в том, что его волнения ничто не выдаст, привести голос в порядок и придумать слова. Хотя, что там придумывать. К тому же выражение лица Кьеширо говорило само за себя. В нем сочетались: жалость, шок, извинение, нежность и даже немного отчаяния. Парень подался вперед, спускаясь на пол и становясь на колени, потянулся к блондину. – Даи. – Успешно миновав руку с кольцом, он обнял того за шею, приближаясь так, чтобы губы были на уровне уха Милки. – Я не уверен, что это хорошая идея. – После чего он отстранился, садясь на колени и все еще держа руки на плечах парня, будто бы готовый в любой момент привести его в чувство, тряся несчастного за эти самые плечи. –Как ты считаешь, почему мы столько лет скрывались? Не просто так ведь. – Он переместил правую руку с плеча Даи на его щеку, проведя по ней тыльной стороной ладони. – Подумай о своих родителях, брате. Они вряд ли поддержат твою идею, да и эта аристократия, они не допустят подобной дерзости. Знаешь же, в Сейретее высоко чтутся традиции. К тому же ты еще учишься в академии... – Он затих, как бы говоря, что продолжать можно еще долго, вот только желания нет. Укитаке закрыл глаза и опустил голову. Глубокий вздох. Шумный выдох. Вроде, привел себя в порядок.
- Я очень тебя люблю, поэтому не могу позволить тебе так поступить со своей жизнью, серьезно. – Он все еще не поднимал голову. Может, это все и не слишком весомые доводы. Даи, конечно, мог сказать, что брат с трудом, но поймет, родители со временем примут, а какие-то аристократишки ему не помеха, да и им вообще плевать чем там занимается подрастающее поколение, но факт оставался фактом. Как бы Кье не хотел согласиться на такое по истине абсурдное предложение, он не мог этого сделать именно из-за волнения о Сасакибе.