Название: No happy ending.
Описание: Может, с разумом умирает и личность?
Действующие лица: Sasakibe Daichi, Ukitake Kiyoshiro
Место действия: Квартира 1-5-303
Статус: Активен
No happy ending
Сообщений 1 страница 4 из 4
Поделиться125-11-2014 23:42:13
Поделиться230-11-2014 20:10:58
Наверно это правда, что вначале было слово.
Но есть ли разница, когда в нем толку никакого.
Я повторяю тебе снова и снова:
Только не делай ничего плохого
Блондин стучится в дверь. Настойчиво стучится: барабанит кулаком, переминается с ноги на ногу и снова издает шум, отвлекая обитателя серой норы от чего-то несуществующего. Мужчина громко объявляет, с надеждой наклоняясь к двери и прислушиваясь к музыке, которую слышно даже так, через преграду:
- Кьеширо? Это я, Даичи, Сасакибе-сан. Мы преподавали в одной школе, помнишь?
«И я хожу сюда каждую неделю. Два раза, если уточнять». Даичи мог бы, например, так завершить свою характеристику. Таким образом, может быть, стоило бы напоминать о себе любому нормальному человеку. Но нужды в уточнениях не было. Они просто не имели никакого смысла, когда он стоял и смотрел на эту обшарпанную дверь, которая, кажется, каждый раз становилась все более обшарпанной от того, что Даи по ней безжалостно молотил, выкрикивая что-то дружелюбное и неуверенное. С одной стороны – масса неудобств ходить к такому больному. Ну, вы понимаете, такому больному, который как больной не выглядит, но лучше бы уж был при мозгах и умирал от рака – хотя бы жизнь доживал нормально. Неуютно было каждый раз повторять одно и то же, когда серая дверь открывалась, чтобы впустить гостя в квартиру: хоть на диктофон себя записывай и включай вместо приветствия. Сразу же, чтобы не дергаться от одних и тех же вопросов.
С другой стороны. Если Сасакибе не появлялся в этом доме пару недель кряду, ему никогда не нужно было оправдываться. Если он говорил что-то ненужное – можно было просто уйти и вернуться через пару часов. Ведь Кьеширо изменений все равно не замечал. Удобные отношения, что ни говори. Каждый раз – друзья. Каждый раз брюнет не помнил, как в прошлый визит у блондина лицо косило то ли жалости, то ли от их общей беспомощности. Не нужно было притворяться, что ничего не было. Кьеширо умел прощать все.
Без шуток. Дубль пятьдесят. Мотор.
- Эй, Кьеширо.
Стук становится громче. Даичи просто напоминает о себе, чтобы его бывший коллега не забыл о госте, пока идет до порога. А еще блондин заранее натягивает на лицо улыбку. Сумка с продуктами бьется об его ногу, когда он отступает на шаг, чтобы Укитаке мог видеть его в глазок.
- Я тут принес тебе…
Заведенный ритуал. Звук неторопливого открывания замка. Кажется, у мужчины за дверью дрожат руки. Отчего иначе он так задумчиво скребется, так медленно все делает. Хотя и к этому пора бы уже привыкнуть, ведь ничего не меняется.
Три месяца назад Сасакибе окончательно достал своим назойливым вниманием Нанами. Не то чтобы тогда он очень скучал и потому сильно хотел увидеть Кьеширо, или ему было очень интересно посмотреть на бывшего коллегу. Просто он чувствовал, что должен был что-то сделать. Даже пока еще лежал в больнице (с комфортом, теликом и навещающими родственниками), временами волновался и думал «Надо бы сходить, а, что же это я». Поэтому блондин, как только его сломанная ключица зажила, отправился на поиски приятеля. Найти дом, в котором жила младшая сестренка Укитаке, оказалось совсем легко. Найти самого Кьеширо или уломать сестренку – сложнее. Повторим суть дела: не то чтобы Даичи очень скучал по Кье. Но когда ему отказывали в информации – мол, вам нельзя видеться, проваливай туда, откуда пришел, гад эдакий, – включилось обычное ослиное упрямство. С которым Сасакибе и стал надоедать хрупкой блондинке, совершенно безжалостно изматывая и без того измотанную, худую, бледную, нервную... Будто без него той жилось легко.
Что он только ни делал. Лениво, неторопясь, отвлекаясь на работу и повседневную жизнь, но все-таки упорно. Просил, извинялся, канючил, угрожал, язвил, не давал проходу Йоширо.
Бумажку с адресом ему практически вышвырнули в лицо (натурально, в нос попала и видимо очень жалела, что кинула не камнем). И, добившийся своего, Даичи с чувством победителя отправился к своему коллеге. Ведь, в общем-то, раньше они были неплохими друзьями. Как-никак, он думал, что его не пускают к приятелю из вредности. Или чтобы поберечь нервы брюнета. Или еще из-за каких глупостей. Да мало ли что может засесть в головах настороженной, чрезмерно опекающей родни.
Он же не думал, что первый визит к Хио не принесет ему покоя. А все пошло наперекосяк еще до того, как ему открыли дверь (еще не такую обшарпанную, как сейчас). Встреча прошла как-то скомкано. Ну, уж точно не оставила о себе приятных воспоминаний. Даичи, неробкого десятка, стушевался уже на пятой минуте общения, разбив упрямый лоб о стену непонимания. На тридцатой минуте мужчина засобирался домой, заметив отсутствующий взгляд и на дружеское касание локтя получив растерянное «О, а как ты вошел? Когда ты пришел? Что тебе надо?». «Он сумасшедший?», - Сасакибе ускорял шаги, почти убегая домой, - «Он свихнулся?». Чуть не угодил под машину, право слово – до того задумался.
Первое время преподаватель думал, что над ним поиздевались. Крупно пошутили, потому что Нанами ответила по телефону невеселым смехом и повесила трубку, не ответив ни на один вопрос. Несколько дней ушли на то, чтобы осознать и кое-как переварить чужое положение. Потом Даичи, конечно, узнал о лечении брюнета. Может быть, следовало сразу поиграть во взрослого мальчика и поговорить с врачом в их крохотной больничке. Потом Даичи, продолжая играть в заинтересованного мальчика, прочитал пару псевдомедицинских книжечек. Тяжело вздохнул, собрал все свои скудные молодые мысли в одну кучу. И ко второму визиту, благородный мальчик, повесил на себя незримый крест одноразового визитера-сиделки.
Так и повелось. Сасакибе, привычно приходивший в чужой дом, понемногу прибирался и подкармливал странного мужчину, которого, казалось, знал сто лет. Включал свет, напоминал про лекарства, развлекал брюнета. Разговаривал с тем, временами восторгаясь чужим умом, временами – умирая от скуки. Ведь стараться все равно было незачем, через пару дней Укитаке встречал его так, будто последний раз они разговаривали год назад. К чему что-то вообще говорить, если все слова улетают, как в трубу?
Ну и к черту.
Зато как очаровательно всегда улыбался Укитаке, открывая дверь. Озадаченно, но от этого только еще забавнее, будто извиняться здесь стоило ему. И какие вещи порой говорил. Жалко его было. Жалко.
Поделиться306-12-2014 01:12:54
Now i'm wondering alone in the darkness
Он перелистывает страницу, буквально взахлеб читая книгу, которую не так давно выпросил в качестве подарка. В ней нет ничего, что могло бы привлечь современную молодежь, из чего можно было бы слепить очередной сверхпопулярный фильм, приправленный гигантским бюджетом и львиной долей спецэффектов. За ее основу взят реальный задокументированный случай, уникальная форма психического расстройства, и это вмиг сокращает аудиторию. Но смешнее то, что действительно поймет и проникнется описанным лишь десять процентов из тех, кто решится взять книгу в руки. Он понимает, пытается сконцентрировать все внимание на сюжете, перечитывает каждое предложение по нескольку раз, дабы вырезать каждое слово в памяти, не дать им исчезнуть.
Поэтому когда раздается стук в дверь, он буквально подпрыгивает, едва ли не роняя несчастное произведение. В последний момент книгу удается удержать. Хорошо, конечно, вот только она теперь закрыта, а память отказывается воспроизвести последние несколько часов, чтобы подсказать, на какой странице он остановился. Разочарование в себе, настолько яркое, что хочется пойти на радикальные меры. Зачем ему здоровье, долгая жизнь, если он банально даже книгу прочесть не может? Не-за-чем. Но его никто об этом не спрашивает. А сам он забудет о причине своего отчаянья, стоит только отвлечься на что-то новое.
Стук повторился. Вот и оно. С определенной неохотой и искренним удивлением пришлось встать с кресла. Неужели он кого-то ждал? У родственников есть ключи, им не нужно так отчаянно ломиться в квартиру. Никто другой к нему и не заходит. Даже кошка куда-то запропастилась. В общем, тишь да гладь, а тут такой настойчивый шум.
Радовало только одно, он помнил все, что было с ним раньше. Людей, чувства, мысли, информацию. Он помнил все, а потом, потом пробел, который иногда заполнялся странными воспоминаниями, граничащими со снами. Им он не верил. А в последнее время стал сомневаться и в том, что по-настоящему помнил. То, что не находило подтверждения, теряло свою ценность, откладывалось в дальний ящик. Вот только до аварии он отличался действительно хорошей памятью. Поэтому забыть то, что было "до" и считалось бредом воспаленного разума, все равно не получалось. Как, например, лицо, увиденное в глазок. Коллега, друг, славный малый. И смешно, и грустно.
Он действительно волнуется, в последний момент вспомнив, что выглядит не лучшим образом. Наверное, увидев его случайно на улице, любой бы принял за бомжа или человека, который явно нуждается в помощи. А все из-за уединенного образа жизни, да пресловутой забывчивости. То стирку забудет поставить, то побриться, то заснет, забыв, что надо бы голову помыть. Хорошо еще, что умывался, да зубы чистил. Иначе бы беда была совсем.
- Ох, Сасакибе-сан? Это и правда вы, какая неожиданность, - он был рад, действительно рад. Теперь часть его воспоминаний, уже давно причисленных к бредовым фантазиям, и повествовавших о приходе друзей, которым есть до него дело, приобрела основание. Он ведь говорил сестре, говорил, что не сидит один постоянно. А она только фыркала в трубку, или вздыхала демонстративно, видимо, полагая, что он совсем деградировал и ничего не понимает. Ее спасало только то, что стоило ей закрыть дверь, как вся злость брата проходила, и он, в свою очередь, возвращался к обыденным делам. - Что это я, проходите, проходите, я сейчас чай налью. Или лучше кофе? - Он буквально светился, разве что хвостом не виляя, да не прыгая вокруг гостя. Так волнительно, так радостно, что мужчина вел себя более неуклюже чем обычно. То локтем о шкаф ударится, пока пропускает бывшего коллегу, то тапочек потеряет впопыхах, то запнется за собственную ногу. Действительно переволновался.
И ранее будучи довольно общительным, пусть и в узком кругу, сейчас же брюнет выливал всю накопившуюся тягу к общению и доброжелательности разом. Вот только откуда ему было знать, что все те эмоции, которые, как ему казалось, копились целый год, он отдавал своей сиделке, что посещала его не так часто. Откуда ему было знать, что каждый раз он вот так волнуется и теряет тапочки, набивает шишки и искренне смеется с собственных действий, стараясь хоть немного унять дрожь. Потому что иначе может что-нибудь испортить или покалечиться. В последнее время мысли подобного характера все чаще стали его посещать. Делать все внимательно, осторожно, медленно, иначе покалечится, иначе может что-то испортить. А куда звонить, если стоит ему отвлечься, предыдущие несколько минут забываются, где искать помощи, если даже ключей от квартиры нет. Будто заключенный. Или больной, оставленный доживать последние дни. Страшно.
- Я верил, что вы обязательно зайдете рано или поздно, - учтивость, соблюдение правил общения и "хорошего тона", все, чего ему временами так сильно не хватало. Просто почувствовать себя прежним.
Нельзя было запирать человека в квартире. Уж лучше сдать в больницу или пансион. Да даже в психушку. Лишь бы была возможность общаться с другими людьми, быть частью общества, продолжать жить, а не консервироваться в собственных мыслях. Никому "одиночные камеры" еще не шли на пользу. Или он в чем-то настолько провинился перед семьей? Абсурд, невозможно.
Поэтому спустя минут десять-пятнадцать, кое-как справившись с чайником и разобрав продукты, которые зачем-то решил принести гость (хотя они оказались до удивления кстати), сидя за столом на кухне, Кьеширо буквально ерзал на месте, сгорая от нетерпения спросить все и сразу. Пока все его внимание было сконцентрировано на блондине, было довольно легко держать в памяти его приход. Но продукты были уже позабыты, как и желание обращаться на "вы" к тому, кого так давно не видел. - Как там мои ребята? Как же я соскучился по работе, если бы ты только знал. А ты как? Не женился еще?
И надо же было голубю (либо слепому, либо глупому) врезаться со всей пролетарской ненавистью прямиком в стекло, привлекая к себе внимание временного хозяина квартиры, тем самым запуская механизм очистки последних записей, которым не суждено стать воспоминаниями. Повернулся обратно к Даичи, мужчина с довольно-таки озадаченным выражением лица. Нет, не забыл, кто это и почему здесь, как ни странно. Слишком очевидно было присутствие гостя. - Я чай тебе налил? А, да. Так давно не виделись... Как ты?
Поделиться429-12-2014 14:22:37
Наконец-то дверь открылась. Мужчина даже придержал ее рукой, по-хозяйски распахивая шире, как раз, чтобы было удобно ему самому, будто та могла захлопнуться обратно перед его носом. Кто знает, что взбредет в голову чудику, который смотрит на гостя и еле заметно хмурит брови: он озадачен, но и рад. Как это мило - читать на этом лице одни и те же эмоции каждый раз. Интересно, Укитаке вообще способен не радоваться так искренне кому-то? Практически невозможно такое представить себе. Сам же Даичи, переминаясь на пороге, светился так, будто перед ним стояла сногсшибательная красотка, а не бывший коллега с щетиной и в заляпанной домашней одежде. Визитер всем своим видом показывал: смотри, я безопасен. О, ты меня помнишь? Какой славный малый, я тоже скучал по тебе.
- Привет. – Как любой порядочный человек, блондин тянет руку. Даи привык к виду своего приятеля, к его влажным холодным ладоням – тоже. Да и кому мешают вытянутые вещи. Кому мешает щетина: не целоваться же им, не в свет выходить. – Я проходил мимо. Надеюсь, не помешаю? Извиняюсь, что без звонка.
Пакет, который Сасакибе протягивает за рукой, остается незамеченным. Приходится поскорее влезать в тапки, которые всегда остаются там, куда чересчур рослый для японца мужчина их закинул в прошлый раз, и идти на кухню следом за хозяином дома. С закрытыми глазами уже можно дойти, честное слово. О, кошачья миска опять не на месте.
- Мне кофе, спасибо.
Так забавно, что опять его зовут «Вы». Спустя несколько минут Кьеширо перейдет на «ты», спустя еще несколько – смутится оттого, что из сознания начнут ускользать ответы Даичи на вежливые вопросы. Брюнет не подаст вида, но разговор перестанет клеиться, потому что один из собеседников ощутимо растеряется. Через полчаса, натрепавшись вот так в пустоту и навампирившись чужого добра, Сасакибе уйдет.
А сейчас он сидит и терпеливо ждет свой кофе, надоедливо хрустя костяшками и оценивая брюнета бесстрастным взглядом медбрата: подтек на локте, неуютные жесты, растерянная улыбка. С виду все нормально, картина не меняется. О, нож опять не на месте. Нужно убрать его, пока Укитаке не взялся рукой за лезвие.
Блондин по-прежнему улыбается и, странно сказать, «обтекает» на своем стуле, как будто сидит не на чужой кухне, а в горячем источнике. Зачем он вообще приходит сюда? В свой редкий выходной, уставший от работы, мечтающий встретиться с друзьями. Затем, что, хоть он никому в этом и не признается, этот парень его морально поддерживает. Решает проблемы на раз-два-три, одним метким советом. Можно сидеть на стуле и чувствовать, как внутри все, накопившееся за рабочие нудные смены, расправляется, разглаживается, как ткань под утюгом. Пока вокруг носится радостный, неловкий и честный Кье (почти как племянник, которому шесть лет), можно почувствовать, что у тебя самого все складывается как нельзя лучше.
Сасакибе совершенно не удивляется тому, что просил кофе, а опускает глаза и вот - смотрит в кружку с чаем.
- Все по тебе скучают, передают привет, - Даичи немного кривит душой, когда открывает глаза от кружки и смотрит на своего пациента. Черта с два, на самом деле, все бы стали передавать привет. Укитаке хороший человек, никто с этим не поспорит, но подростки вообще жестоки: у них слишком плохая память и слишком много других проблем помимо пропавшего молодого учителя. - Ребята скоро сдают экзамены. Совсем большие стали. А я…
А ведь он действительно почти женат. Можно, конечно, рассказать про то, что у него есть одна «особая девушка». Краше той, которая в вечер аварии так навязчиво слала Даичи свои фотографии. А можно ничего и не рассказывать. Пусть брюнет и делает успехи в общении: сосредотачивается на собеседнике, живо реагирует забавной, сдержанной мимикой. Но этот голубь портит все к чертовой матери, и наверняка коллега уже не вспомнит фразы, которая прервалась на полуслове. Хорошо, что Кье отворачивается. По крайней мере, он не видит струйку чая, которая льется на штаны Сасакибе, постыдно дергающегося от вида и звука голубиной атаки. А вот когда Даичи ставит чашку на стол и раздраженно вытирает штаны рукавом, он выглядит уже прилично. Лицо не такое детское и удивленное.
Поерзав и вздохнув, мужчина успокаивающе кладет ладонь на руку больного, пожимает ее, а потом, как ни в чем не бывало, берется снова за чашку ненавистного обжигающего чая (все-таки он хотел кофе) и делает очередную робкую попытку чего-то добиться. Это превратилось в его обязанность:
- Впрочем, попытайся вспомнить. Я рассказывал тебе все в четверг. Сегодня вторник. Ну?
Не то чтобы нужно было говорить с больным о его болезни. Не то чтобы Даичи кто-то сказал из раза в раз спрашивать бесполезные вопросы и расстраивать вежливого Кье, который неизменно, не в силах ответить на вопрос, чувствовал себя за что-то виноватым. Но иногда, считал Сасакибе, брюнету следовало бы напрягаться. Болезнь ни за что не проходит, если не пытаться хоть немного тренировать свою память. Почему все плюнули на это? Почему не лечили его? Маленькие упражнения или утомительные терапии. Рассказы о прошлой жизни. Таблетки под присмотром врача. Гипноз, в конце концов. Это должен был делать не Даичи, и он этого не делал. Но временами, сам уже давно разуверившись в успехе, дежурно задавал незначительные вопросы, которые ему самому казались легчайшими.